Безжалостная забота тети Марины

Социального работника Марину ЧЕЙШВИЛИ пациенты Национального научного центра онкологии и трансплантологии зовут тетей Мариной. Ее телефон не умолкает ни на минуту. В трубке слышатся беспокойные  голоса. Марина на ходу кого-то быстро инструктирует, как узнать правильное название иголок для забора пункции, какие вещи принести с собой в палату.  В длинных больничных коридорах родственники пациентов узнают ее по силуэту – прямой осанке и гордому профилю. Все протягивают руки для объятий. Это Марина их приучила. 

- Дочка зашла к врачу и долго не выходит, представляете?  - тревожится пожилая женщина.

- Ничего-ничего. Все нормально, - строго отвечает Марина и, обеими руками прижимая женщину к себе, гладит ее по спине словно ребенка. – Я зайду к вам сегодня.

Марина не терпит жалости ни к себе, ни к своим пациентам, ни к их близким. Ее восемнадцатилетний сын Амирам несколько лет назад лечился в этом же центре от лейкоза. В больнице она попыталась поддержать сына. Марина часто вспоминает их диалог, когда они приехали в Астану из Алматы.

- Сын, все будет хорошо, мы будем бороться.

-  Откуда вы знаете? Вы что, болели? Вам химию делали?

- Нет.

- Откуда вы знаете, что все будет все хорошо?

Марина больше не пытается приободрять словами кого-либо.  В душе она, конечно, надеялась, что какая-то высшая сила поможет ее старшему сыну - высокому плечистому красавцу - выкарабкаться.  Иначе где же она, справедливость? Это Амирам помогал в самые тяжелые годы, когда она с тремя младшими детьми пыталась выжить на заброшенной даче без воды, электричества и отопления.   Он окончил школу. Казалось, что все беды позади. Но все изменил неожиданный диагноз.    

- Я поняла, что нужно быть искренней. Я говорила сыну, что мне страшно, потому что в такой ситуации страшно всем. И тем, кто болеет, и тем, кто находится рядом, - говорит Марина.  Теперь я рассказываю обо всем, что чувствовала тогда своим пациентам. Я могу запинаться, волнуюсь так, что пот с меня течет.  Но я вижу, что они верят мне. Мы в этой ситуации равны. Я не воспринимаю их как больных людей. Просто наступил момент, когда я нужна им. Но и они нужны мне. 

По пути в ординаторскую Марина успевает обнять и расспросить о делах несколько пациентов, потерявших волосы из-за курсов химиотерапии. В палате с распахнутой дверью замечает двух юношей с голубоватыми лицами.

- Ах, вот вы где! – радуется Марина. - Димка, ты что, уже без коляски передвигаешься? Молодец!

Димка грустно улыбается, облокотившись на костыль, и медленно вытягивает ноги землистого цвета.

- Теть Марина, смотрите, какая у меня теперь кожа.

- Ты хорошо моешься?

Димка с другом хохочут.

- Не переживай. В твоем состоянии это нормально. Это реакция организма, - успокаивает Марина.

Пациенты перечисляют ей сложные названия новых процедур, которые они прошли и делятся рассказами о своих приключениях во время прогулок по центру на инвалидных колясках, к которым им приходится привыкать после курсов лечения.  

- Классно,  значит,  вы уже веселитесь тут! - хвалит Марина, по очереди сжимая руки друзей в своих теплых ладонях. – Вы, давайте, не слишком тут балуйтесь.

Снова звонит телефон. Врачи в панике. Пациент в трансплантологии разругался с сестрой. Она уже собрала вещи, хочет уехать. Месяцы подготовки к операции могут пройти даром. Люди со сложными болезнями и их близкие часто срываются.  Марину просят срочно поговорить с сестрой и успокоить больного.

У Марины нет специального образования. В центре онкологии и трансплантологии она делает все, чтобы пациенты и их родственники чувствовали себя комфортно, а врачи не отвлекались на вопросы, не связанные с лечением. Она и сама когда-то нуждалась в такой помощи. Во время болезни сын всячески отвергал гиперопеку и Марина делилась своей заботой с другими пациентами. Сейчас, как и раньше, она помогает волонтерам собирать средства для малообеспеченных пациентов, покупает или заказывает редкие лекарства, стирает одежду пациентов, у которых нет близких в Астане. Может даже постричь, если кто-то не в силах посещать парикмахерскую и дарит безмолвные объятия всем, кто в них нуждается.

- Когда решался вопрос о том, чтобы интубировать сына, я не могла принять решение, - вспоминает Марина. - То есть,  пока мы его лечили, я принимала самое активное участие, а когда нужно было решить, каким образом он уйдет, у меня впервые опустились плечи. Я вдруг стала очень маленькой.  Тогда спросила доктора Александра Колеснева: Я сильная? Я справлюсь?  Он ничего не ответил. Просто обнял меня. И в этом объятии было все. Для меня это было важнее любых слов. Я очень переживаю, когда кто-нибудь плохо говорит о врачах. Они спасают жизни, и я это вижу. Они великие люди.

После смерти сына Марина не находила себе места дома в Алматы. Ей хотелось вернуться в центр. Через несколько дней после похорон руководители больницы предложили работу и Марина, оставив семью, прилетела в Астану.

- Когда впервые умер мой пациент, я испугалась своей реакции. Я не плакала, я не упала в обморок. Четко проинструктировала родственников умершего о том, что нужно делать, как транспортировать тело в другой город, где взять катафалк. ... Я шла по коридору в морг.  Вспомнила, как по этой дороге везли моего сына, но это было простой констатацией фактов.  Я сама себя спрашивала: Марина, как так? У тебя что, вообще сердца нет, что ли? Почему ты не плачешь? У тебя самой умер сын, а ты теперь просто сухо инструктируешь других людей.  Но в какой-то момент я поняла, что если я позволю себе эмоции, от меня больше не будет пользы никакой. Я просто сойду с ума.

У Марины очень красивое лицо,  черные бездонные глаза, тонкие длинные пальцы. Внешняя хрупкость нисколько не сочетается с ее суровым отношением к себе.

- Я до сих пор не плакала по поводу смерти моего сына. Истерики не было. Я в реанимации стояла. Меня обняли. Никто из пациентов и их родственников даже не понял, что сын мой умер. Я представила, что если я скажу, что он ушел, как им станет страшно.

Марина учит своих пациентов перестать жалеть себя и продолжать жить. Благодаря ее инициативе в центре появился уголок для чтения. Мебель и картины пожертвовали посетители центра. В течение дня она обязательно заглядывает на свои страницы в социальных сетях и проверяет почту. Люди со всей страны пишут ей о своих историях борьбы с болезнью и просят совета.  

- Меня в «Фейсбуке» звали в группу, которая называется «Мамы-потеряшки». Мне от одного ее названия стало плохо, - говорит Марина. – У нас нет системы поддержки людей, потерявших близких. Их кто-то жалеет, потом они себя жалеют и живут в этом постоянном аду. Я сразу говорю им, что я не профессионал. Я могу рассказать, что я чувствовала, когда мой сын умер. Но эта помощь в нашей стране нужна профессиональная.

Марина мечтает создать фонд благотворительной помощи для взрослых онкобольных. Она хочет, чтобы общество узнало о проблемах не только самих больных, но и их близких.

- Раньше, когда знакомые спрашивали, как у меня дела на работе, я начинала честно рассказывать о том, чем я занимаюсь. Меня  обычно перебивали со словами «Ой не рассказывай. Мне плохо от этого. Я такая эмоциональная… » и так далее. То есть общество даже не готово слышать об этом. Я сама раньше такой была. Но жалость это не то, что нужно людям в онкоцентрах.  Они выше нас стоят, потому что у них взгляд другой на жизнь. Они мудрее нас. Такие болезни какие-то каналы открывают, что ли? Общество много чему может научиться у них.

Марина  не мыслит своей жизни без своей работы, хотя зарплата не самая высокая.  Здесь, а не дома она ощущает присутствие сына.  

- Когда мне было лет 17, на свадьбе родственников в Грузии дядя дал мне свой пиджак и наказал беречь  его, - вспоминает Марина. -   Я его потеряла. Он так обиделся на меня. Ругал очень сильно. Уж не знаю, почему он так дорог был ему.  Когда дядя умер, то в течение года снился мне и спрашивал: где же мой пиджак?  Бабушка одна сказала мне: когда ты выполнишь свой долг, душе будет незачем тебя беспокоить . Купи пиджак и подари его кому-нибудь. Когда я это сделала,  дядя перестал сниться.  А сын никогда ко мне во сне не приходит.